PG09 Психодраматическая работа с семейной историей

Материал из Лаборатория психотерапии
Перейти к навигации Перейти к поиску

Павел Корниенко, v1-0010 от 31.08.2021 — Мастерская современной психодрамы, Москва

Содержание

Любая достаточно развитая технология неотличима от магии.

1 Введение

1.1 О чем этот текст?

В этом тексте я буду говорить об области психотерапевтической практики, которая в психодраматическом мире обычно обозначается словами «Работа с семейной историей». Это направление, где клиент погружается в историю своей семьи и пытается понять, как она влияет на его жизнь. В первую очередь речь идет о передаче страхов, симптомов и эмоциональных паттернов между несколькими поколениями семьи. В некоторых подходах такая работа делается с опорой на генограмму или геносоциограмму (генограмму, дополненную обозначениями отношений), а в некоторых — без таких графических средств.

Самое важное для нас, что в большинстве школ ключевым элементом этой работы является реконструкция эмоциональной жизни предыдущих поколений: клиент с терапевтом размышляют о том, как жили и что чувствовали все эти люди из прошлого. В процессе таких размышлений клиент погружается в переживания людей из предыдущих поколений и далее зачастую переходит к фантазированию о том, как могла бы иначе сложиться их жизнь. Правда, правильнее было бы говорить не о фантазировании, а о проживании в символическом пространстве, так как в этом процессе происходит полноценная трансформация переживаний клиента.

Приведу пример для тех читателей, которые не видели такую работу вживую. Клиенту в психодраматической работе предлагается войти в роль своего близкого, скажем, собственной бабушки. И через некоторое время на сцене разыгрывается фантазийный сюжет, в котором для этой роли бабушки происходит что-то хорошее, меняющее ее психологическое состояние. Например, в ее детстве родители не умирают, а остаются живы и дают ей то, в чем она нуждалась. Внешне это выглядит, как чудесное исцеление роли бабушки, что стороннему наблюдателю может показаться нереальным и странным. Но в таких работах клиенты эмоционально проживают трансформацию состояния своих близких как что-то очень для себя важное. Практика показывает, что такая трансформация приносит много пользы клиентам, и далее в тексте я буду рассказывать почему.

Опираясь на описанное выше, мне хочется дать простое условное определение этого направления. Работа с семейной историей — это область практики, в которой основная психотерапевтическая польза достигается через проживание клиентом фантазий об «исцелении» близких ему людей.

Конечно, такое определение является в существенной степени упрощением, и некоторые виды работы не сводятся к нему, но, мне кажется, оно отлично подходит для открытия нашего повествования.

1.2 Другие определения

Перед тем как перейти к самой теме, мне кажется важным отделить эту область практики от других, особенно от работы со всем многообразием детско-родительских отношений. Давайте я дам еще два моих определения этой области.

Сначала определение, в котором сформулирована задача, решаемая этими техниками, как я ее понимаю. Работа с семейной историей — это область психотерапевтической практики, целью которой является освобождение клиента от телесно-эмоциональных следов, приобретенных им в течение длительного периода взаимодействия с некоторым близким.

Ну и наконец, более сложное и развернутое определение. Работа с семейной историей — это обобщенное название группы психотерапевтических приемов, направленных на получение клиентом психотерапевтической пользы через:

  1. Создание и обогащение внутренних представлений клиента о близких ему людях (далее — внутренних объектов клиента).
  2. Взаимодействие с внутренними объектами клиента в психодраматическом пространстве для разрешения его внутренних конфликтов с ними.
  3. Трансформацию внутренних объектов клиента благодаря созданию альтернативных историй их жизни в психодраматическом пространстве.

Естественно, три вышеперечисленных приема могут применяться вместе или по отдельности в зависимости от ситуации и сложностей клиента.

Из приведенных мною определений уже видно, что речь идет про какую-то особую работу, более специфическую, чем в целом работа про отношения с близкими. И если определения сейчас не кажутся понятными, то я надеюсь, что при чтении текста все станет прозрачно и ясно.

1.3 План описания

Сначала вспомним основные термины. Интергенерационная передача («интер-» — между) — это передача между двумя ближайшими поколениями: поколением родителей и поколением их детей. Трансгенерационная передача («транс-» — через) — это передача между тремя и более поколениями, например, между поколениями детей, их родителей и бабушек/дедушек (между поколением бабушек/дедушек и поколением детей произошла трансгенерационная передача чего-то через поколение).

Техники семейной истории сложно классифицировать по одному общему основанию и, как следствие, их трудно структурированно изложить в тексте. Описываемая мной модель опирается на три механизма интергенерационной передачи психологических сложностей, то есть того, как особенности родителей могут стать проблемами детей. А когда мы разберем три механизма передачи от родителя к ребенку, мы сможем через призму этих элементов понять, как происходит трансгенерационная передача.

Давайте я сразу перечислю три механизма передачи сложностей от поколения к поколению, на которые будем опираться. Наш взрослый клиент когда-то был ребенком, и в то время он был в высокой степени подвержен следующим трем эффектам.

  1. Отпечаток воздействия — когда у ребенка остается психический след от некоторых действий родителя по отношению к нему. Например, если родитель систематически не учитывал переживания ребенка, совершая «воспитательные воздействия», то мы можем получить у ребенка эффект сверхсильной эмоциональной реакции в ситуациях, похожих на взаимодействие с этим родителем.
  2. Передача через вчувствование — когда ребенок эмоционально заражается переживаниями родителя и начинает переживать их как свои. Например, если родитель в глубине души испытывает ужас перед некоторыми событиями, то есть вероятность, что этот ужас перед такими событиями передастся и ребенку.
  3. Наследование дефицита опыта — когда ребенок был лишен некоторого взаимодействия с родителем, так как родитель вследствие идентичного дефицита не понимал, что такое взаимодействие вообще возможно. Например, родитель не обнаруживал в себе желания эмоционально взаимодействовать с ребенком, так как просто сам не понимал, что такое эмоциональное взаимодействие, приносящее радость.

Рассмотрев подробнее эти три механизма интергенерационной передачи, можно будет перейти к описанию нарушения принадлежности к своей семье, а потом — к трансгенерационной передаче психологических сложностей.

По описанию этого плана уже предварительно прорисовывается предлагаемая модель работы с семейной историей. Во-первых, работая с цепочкой трансгенерационной передачи психологической черты, я буду рассматривать каждую передачу между поколениями по отдельности. Во-вторых, основная терапевтическая работа будет сфокусирована на взаимодействии с тем родственником, через которого интересующая нас черта передалась моему клиенту. Это все мне и предстоит раскрыть далее.

2 Отпечаток воздействия

Описание работы с отпечатком воздействия раскрывает самую центральную и общую часть всех техник семейной истории. Отпечаток воздействия — это психологический след, который остается в психике ребенка от действий родителя, и в нем может не быть совершенно никакой трансгенерационной составляющей. Нам важно начать именно с отпечатка воздействия, так как все остальные механизмы передачи содержат в себе его элементы. Подробно разбирая работу с отпечатком воздействия, мы можем увидеть центральный блок, из которого будут вытекать все остальные. Кроме того, на более простом механизме лучше видна механика и эффективность техник работы с семейной историей. Мне кажется правильным увидеть эффективность техник семейной истории на более простом материале, прежде чем начать говорить о более комплексных вещах и трансгенерационной передаче.

А еще на примере отпечатка воздействия проще всего дать первичное объяснение, какую терапевтическую пользу приносит исцеление близких в психодраматическом пространстве. С этого и начнем.

2.1 Зачем исцелять близких в психодраматическом пространстве?

Что значит «исцелять близких в психодраматическом пространстве»? Давайте опишу еще раз, как это может выглядеть, чтобы это было проще представить.

  • Протагонист входит в роль некоторого своего близкого и создает на сцене игру, в которой он меняет ключевые события в прошлом этого близкого. Протагонистам нравится исследовать то, как психодраматическое изменение прошлого влияет на их близких. Они с удовольствием исцеляют своих близких в психодраматической игре от травм, боли и плохого детства. И очевидно, что в такого рода игре протагонисты получают что-то важное для самих себя.

В широком смысле весь этот текст в первую очередь посвящен такому психодраматическому «исцелению близких» и тому, как его можно использовать в психотерапевтических целях.

2.1.1 Объяснение через идею «внутреннего объекта»

Проще всего объяснить, зачем исцелять близких в психодраматическом пространстве, через условный пример. Представьте себе клиента, который вырос рядом с неуравновешенным и импульсивным родителем. Естественно, такая среда развития оставит в психике нашего клиента отчетливый след. Вариантов там много, но предположим, что у клиента появился страх импульсивности. Такой страх мы можем обнаружить у нашего клиента во взаимодействии с самыми разными людьми, но особенно важно, что он усиливается рядом с людьми, похожими на того самого родителя, и, конечно, особенно рядом с тем самым родителем. Такой след (в нашем примере — страх импульсивности) мы будем называть телесно-эмоциональным отпечатком воздействия или сокращенно — отпечатком воздействия или отпечатком.

Теперь я перейду на более образный язык. Когда у клиента рядом с некоторым человеком актуализируется телесно-эмоциональный отпечаток из прошлого опыта, то можно сказать, что клиент чувствует себя так, как будто бы тот самый импульсивный близкий в этот момент присутствует рядом с ним. А некоторые клиенты рядом со всеми людьми ощущают себя так, как будто бы тот импульсивный близкий «стал невидимым» и постоянно находится рядом с ними. Или иными словами, внутренний объект этого импульсивного близкого присутствует в психике клиента, и его наличие проявляется в виде страха импульсивности (телесно-эмоционального отпечатка воздействия).

Оставаясь в описанной метафоре внутреннего объекта, мы уже в двух шагах от ответа на вопрос, какой терапевтической ценностью для клиента обладает исцеление его близких в психодраматическом пространстве. Ответ таков: если мы в психодраматическом пространстве исцеляем внутренний объект, например, делая его внутри клиента менее импульсивным, то мы можем добиться смягчения той реальной телесно-эмоциональной реакции. А внешне такая терапевтическая работа обычно выглядит, как исцеление того самого импульсивного родителя в психодраматическом пространстве.

Несмотря на метафоричность описания, оно дает простую для понимания картинку, иллюстрирующую, зачем «исцелять воображаемых близких». Еще раз: это полезно для того, чтобы смягчить телесно-эмоциональный отпечаток воздействия, возникший от длительного контакта с этим близким и мешающий жить клиенту.

2.1.2 Объяснение через процесс коммуникации

Теперь объяснение с другого ракурса. Представьте себе клиентку, которую унижал отец. Вследствие этого клиентка испытывает напряжение при контакте с ним и у нее могут обостриться реакции на разные вовсе не обязательно деструктивные действия со стороны других людей, если это будет как-то ассоциироваться с действиями отца. Природой в нас заложен механизм, позволяющий снять напряжение, которое проявляется в контакте с неким человеком. Если клиентка начнет проявлять свои переживания, возникающие рядом с отцом, и он, видя ее переживания, начнет на них «правильно для клиентки» реагировать, то сила ее переживаний будет уменьшаться.

Давайте разберемся подробнее, что должен сделать отец, чтобы напряжение клиентки уменьшилось. В идеале он должен эмоционально впечатлиться ее переживаниями настолько сильно, что это поменяет его поведение. Он должен ощутить три группы переживаний: 1) эмпатически проникнуться тем, что переживает клиентка; 2) почувствовать тревогу за отношения с ней; и 3) обнаружить в себе стремление о ней позаботиться. И если все это произойдет: отец впечатлится, начнет вести себя иначе, а клиентка увидит эту трансформацию отца и эмоционально поверит, что он действительно чувствует это, — то ее напряжение в контакте начнет уменьшаться.

Обратите внимание, что я делаю акцент не на словах близкого, которые он говорит нам, когда, например, просит прощения, а на том эмоциональном процессе, который происходит внутри него. Мы верим словам близкого, только когда чувствуем, что внутри него произошла настоящая эмоциональная трансформация.

Как вы понимаете, такая эмоциональная трансформация отца может быть невозможной в реальности, но при этом для клиентки может иметь ценность снижение того самого напряжения. Это и есть случай, когда могут помочь техники работы с семейной историей. Когда мы в психодраматической реальности меняем что-то в истории жизни отца, то это и есть способ осуществить его эмоциональную трансформацию в ее внутреннем мире. Ту трансформацию, которая невозможна в реальности, но вместе с которой будет снижаться напряжение клиентки.

Можно сказать, что техники семейной истории позволяют получить эффект снятия напряжения, подобный коммуникативному, но только терапевтический эффект происходит не за счет слов со стороны близкого, а за счет эмоциональной трансформации образа близкого. Мы нуждаемся в таком способе работы в первую очередь тогда, когда уже не сможем поверить никаким словам и психодраматическая коммуникация уже не дает эффекта снижения напряжения. Видимо, фантазийная трансформация «плохого» отца через создание для него нового детства выглядит для психики более реалистичной идеей, чем то, что он сможет понять что-то в реальности. И психика с удовольствием лечится (снимает внутреннее напряжение) через такие фантазии.

Давайте сформулируем второй ответ на вопрос, зачем «исцелять воображаемых близких». Психодраматическое «исцеление» наших близких способно уменьшать напряжение в тех случаях, когда коммуникация уже не в силах нам помочь. Оно одновременно уменьшает исходное напряжение в контакте с исследуемым близким и идентичное напряжение во взаимодействии с другими людьми.

2.2 Что мы будем называть отпечатком воздействия?

Итак, в контексте темы о семейной истории словами телесно-эмоциональный отпечаток воздействия я буду называть психический след — набор паттернов восприятия и эмоционального реагирования, — оставшийся у клиента от взаимодействия с близким ему человеком. Набор паттернов, который:

  • возник в результате долговременного взаимодействия с близким, но не единовременного травматического эпизода (травматический эпизод требует работы с эпизодом);
  • возник скорее в результате того, что близкий делал по отношению к клиенту, а не в результате того, что близкий переживал (станет понятным после сравнения с двумя другими механизмами передачи);
  • проявляется уже не только при взаимодействии с тем самым близким, но и во взаимодействии с другими людьми: со всеми или некоторыми;
  • возник при взаимодействии с близким, от которого клиент в существенной степени зависел или не мог оградить себя от его воздействия;
  • возник от взаимодействия с близким, который не был достаточно отзывчив и, видя переживания клиента, не мог корректировать своё поведение.

Обратите внимание на последний пункт про способность близкого к отзывчивости на запросы клиента. По сути, в нем сформулировано одно из главных показаний к использованию техник работы с семейной историей. Когда у клиента есть опыт, что близкий откликается на его запросы, то его психика способна к самостоятельному разрешению внутренних конфликтов с этим человеком. Она может разрешать их благодаря тому, что клиент ощущал на себе, что этот близкий в принципе способен откликаться. А в противном случае у нее как будто «в конструкторе отношений» с этим человеком не хватает некоторых деталей, и она «не может поверить», что некоторые виды реакций возможны с его стороны. А техники семейной истории, трансформируя ригидные внутренние объекты клиента, дают ему возможность допустить и почувствовать новые для него варианты эмоциональных реакций со стороны близкого.

Упрощенно можно сказать, что почти любой паттерн восприятия и реагирования, возникший от долгосрочного взаимодействия с некоторым близким, можно рассматривать как телесно-эмоциональный отпечаток воздействия.

2.3 Типовые шаги терапевтической работы с отпечатком воздействия

Итак, предположим, что в ходе психотерапевтического исследования мы обнаружили у клиента устойчивое дискомфортное телесно-эмоциональное ощущение, возникающее при взаимодействии со всеми людьми или с людьми, обладающими какими-то особыми чертами. Далее предположим, у нас родилась гипотеза, что оно берет начало из «сложных» отношений с некоторым человеком, рядом с которым клиент вырос или провел много времени. Допустим, мы подтвердили нашу гипотезу, обнаружив, что исследуемое дискомфортное ощущение клиента усиливается, когда он вспоминает взаимодействие с этим близким. Напомню, что такое дискомфортное телесно-эмоциональное ощущение мы договорились называть телесно-эмоциональным отпечатком воздействия. И давайте я опишу типовые шаги психодраматической работы по его уменьшению в техниках семейной истории:

S1. Почувствовать эмоциональную сложность в собственной роли при взаимодействии с близким. Клиенту необходимо достаточно полно прожить и прочувствовать в первой сцене ту эмоциональную сложность, которая возникает во взаимодействии с близким человеком и которую мы хотим далее преобразовать. Отличным вариантом первой сцены будет ситуация, где близкий ведет себя именно так, что у клиента возникает исследуемое дискомфортное телесно-эмоциональное ощущение. Ключевые интервенции:

  • 0: В каких ситуациях ты чувствуешь это дискомфортное ощущение рядом с этим близким особенно сильно?
  • 0: В какой сцене/ситуации мы могли бы увидеть, как ты переживаешь этот дискомфорт рядом с близким?
  • 0: Какое поведение близкого вызывает такую твою реакцию? Давай сделаем эту сцену.
  • 0: Как ты телесно ощущаешь себя рядом с ним в таких ситуациях?
  • 0: Разреши себе сейчас почувствовать эти переживания, пусти их в себя и опиши их как можно подробнее.

S2. Играя роль близкого, консолидировать в целостную роль его деструктивные проявления. Собрать деструктивные для клиента поведенческие проявления близкого в целостную роль: непротиворечивый образ, объединяющий исследуемые нами поведенческие проявления и дополненный предполагаемой эмоциональной сферой. Ключевые интервенции (обращаясь к роли близкого):

  • 0: Сыграй в этой роли те действия, которые наиболее дискомфортны для другой стороны [протагониста].
  • 0: Что вами движет, когда вы поступаете так?
  • 0: Как у вас получается себя так вести? Что это за такие особенные ваши черты?

(Долгое, медленное и вдумчивое феноменологическое исследование, желательно находясь в роли близкого.)

S3. Играя роль близкого, создать гипотезу об источнике деструктивных черт. Оставаясь в роли, создать гипотезу, какие нарушения в развитии или жизни близкого привели к возникновению деструктивных для клиента черт личности близкого. Ключевые интервенции (обращаясь к роли близкого):

  • 0: Какие особенности вашей жизни или развития в семье сделали вас таким?
  • 0: Попробуй изнутри его роли создать фантазию, которая будет ощущаться тобой похожей на правду, как он вырос/стал таким? Расскажи про это подробно, и можем проверить эти идеи сценическими средствами.

S4. Играя роль близкого, в доступной степени исцелить эту роль. Превратить гипотезу в проигрывание альтернативной хорошей истории, акцентируясь на телесных изменениях роли близкого. Ключевые интервенции (обращаясь к роли близкого):

  • 0: Какой иной опыт мог бы сделать вас другим [более хорошим для протагониста]?
  • 0: А хотите попробовать, как бы это было, если…
  • 0: Представьте, пожалуйста, и расскажите/покажите, как такой иной хороший опыт мог бы вас поменять.
  • 0: (Пояснение.) Мы делали все предыдущее ради этого нового телесного ощущения, переживаемого в роли.
  • 0: Сейчас, когда ваше телесно-эмоциональное состояние изменилось, как меняются ваши слова/поведение по отношению к [протагонисту]?
    • 0: Находясь в роли, сфокусируйся на новых телесных ощущениях и из этих ощущений сформулируй новые слова, обращенные к [протагонисту].

S5. Ассимилировать телесно-эмоциональные изменения в своей роли. Ощутить и ассимилировать собственное новое телесно-эмоциональное состояние рядом с изменившимся близким. Ключевые интервенции:

  • 0: Что с тобой происходит, когда ты видишь, что твой близкий стал немного другим?
  • 0: Послушай его слова.
    • 0: Если у тебя есть недоверие к изменениям, скажи о них твоему близкому и послушай его ответ.
  • 0: Как ты себя телесно ощущаешь рядом с ним?
  • 0: (Пояснение.) Мы делали все предыдущее и ради этого нового телесного ощущения в твоей роли.
  • 0: Обрати внимание на твои телесные изменения рядом с тем же близким и дай себе почувствовать их в той мере, в которой это возможно сейчас.

3 Общие принципы (работа с отпечатком воздействия)

Как уже было сказано, работа с отпечатком воздействия показывает самую центральную и общую часть всех техник семейной истории. Когда мы начнем рассматривать другие темы, мы увидим, что все прочие виды работы — это всегда работа с отпечатком воздействия плюс некоторые специфические действия, связанные уже с конкретным видом сложности. Поэтому в рамках темы про работу с отпечатком воздействия хочется описать все основные механизмы. Далее в прочих темах я буду опираться на это описание.

3.1 Работа средствами психодрамы и средствами диалога

Работать в техниках семейной истории можно как средствами психодрамы (с элементами ролевой игры), так и средствами терапевтической беседы. Использование ролевой игры в терапии — это просто очень эффективное средство для фокусировки на нужных психических процессах и отличное средство усиления проживания. Упрощенно можно описать это как последовательность шагов расширения инструментария: 1) есть терапевтическая беседа; 2) ее можно расширить средствами работы в воображении; а еще 3) все это можно обогатить инструментами ролевой игры. Но конечно, терапевт свободен выбирать средства своей работы, опираясь на ситуацию, специфику клиента и собственные предпочтения — в моем понимании диалоговые и психодраматические средства тут в целом работают сопоставимо.

Из описанного выше, на мой взгляд, есть одно исключение, а именно проживание переживаний из роли объекта идентификации в работе с идентификационным процессом (много непонятных слов из следующей главы). Там не обязательно использовать ролевую игру, но очень желательно, чтобы клиент поменял позицию и стал говорить о переживаниях не от своего лица, а от лица другого человека. Впрочем, не буду забегать вперед.

В целом, я бы предложил терапевтам, работающим в техниках семейной истории, активно предлагать клиенту проживать кусочки этой работы не от своего лица, а из позиции близких — мне кажется, этот компонент может увеличить эффективность работы. А вот, например, использование пространства кабинета для психодраматического действия или смена места при обмене ролями мне кажутся уже не столь обязательными, хотя для части клиентов и очень полезными.

Страницей ниже, в параграфе «Последовательность терапевтического преобразования отпечатка воздействия» приведена таблица со списком вопросов, с помощью которых можно делать эту работу без ролевой игры. Там же, в таблице, можно увидеть пошаговое соотнесение психодраматического и диалогового вариантов работы.

3.2 Поиск телесно-эмоционального отпечатка воздействия

В двух приведенных в начале этой главы объяснениях, зачем «исцелять воображаемых близких», можно увидеть общую деталь, которую хочется подчеркнуть. Мы «исцеляем воображаемых близких» не ради любви к прекрасному, а для того чтобы смягчить проявления паттернов, возникших во взаимодействии с ними. Исходя из этого, чтобы иметь ясные основания для этой работы, нам нужно вначале обнаружить тот самый телесно-эмоциональный отпечаток воздействия, который мы хотим смягчить.

Идеальная последовательность психотерапевтической работы по обнаружению отпечатка воздействия для меня выглядит примерно так:

  1. Разбирая некоторое количество разных случаев про отношения клиента с другими людьми, мы обнаруживаем там повторяющийся дисфункциональный паттерн восприятия/реагирования, мешающий клиенту в его актуальных отношениях в настоящем.
  2. Мы можем сверить найденный дисфункциональный паттерн со своими ощущениями во взаимодействии с клиентом. Может быть, наши контрпереносные реакции дадут нам подтверждение или опровержение гипотезы о паттерне.
  3. Вновь и вновь обнаруживая тот же самый паттерн при обсуждении разных отношений и задумываясь о его происхождении, клиент понимает, что в существенной степени паттерн возник во взаимодействии с конкретным близким человеком из его прошлого.
  4. Думая о прошлом опыте взаимодействия с этим близким человеком, клиент вспоминает примеры поступков этого человека, которые могли привести к появлению паттерна. И мы обнаруживаем устойчивую связь между воспоминаниями и реакцией: когда клиент вспоминает эпизоды контакта с этим человеком, он ощущает явное усиление исследуемых паттернов реагирования.
  5. Клиент с терапевтом, если в этом есть необходимость, договариваются о специальной работе, направленной на смягчения этого паттерна реагирования — телесно-эмоционального отпечатка воздействия.

Как вы понимаете по вышеприведенному перечислению, эта работа может занимать довольно много терапевтического времени. Но будет неправильным считать ее вспомогательной — в ней, помимо обнаружения отпечатка воздействия, содержится множество другой важной психотерапии для клиента.

3.3 Последовательность терапевтического преобразования отпечатка воздействия

Мне кажется очень интересным, что на работу по терапевтическому преобразованию отпечатка воздействия можно посмотреть в том числе как на полноценную работу с метафорой. Для меня это довольно близко к тому, что делает Норман Вутон «по второму и четвертому квадрантам Дэвида Гроува». Мы начинаем от телесного напряжения, возникающего в контакте с близким, и далее двигаемся по цепочке развития метафоры, где каждое следующее телесное ощущение/переживание медленно вырастает из предыдущего. Каждый шаг можно воспринимать как преобразование предыдущей метафоры, выражающей некоторое переживание, в новую метафору. А каждая новая метафора должна выражать все, что было выражено предыдущими, и привносить что-то новое. Поэтому, когда мы проходим по всем шагам и возвращаемся к телесному ощущению рядом с тем же близким, мы видим, что оно стало другим.

При этом я бы не говорил, что работа в техниках семейной истории идентична работе с метафорами других видов. Работа с семейной историей опирается на очень естественные для человеческой психики процессы, и в этом смысле я воспринимаю ее символической/метафорической психотерапией, стоящей на устойчивом психофизиологическом основании.

Посмотрите на цепочку терапевтического преобразования отпечатка воздействия, приведенную в таблице. Чтобы не повторять уже написанное в шагах терапевтической работы, в первом столбце я сформулировал вопросы для работы в формате терапевтической беседы (без использования ролевой игры).

  • В столбце A перечислены вопросы-шаги, которыми терапевт может преобразовывать отпечаток воздействия.
  • В столбце В указан эффект или телесное проживание, которого терапевт пытается добиться своим вопросом.
  • В столбце С указана психодраматическая роль, в которой это проживание эффективнее всего делать в психодраматическом варианте работы.
A. Ключевой вопрос терапевта клиенту B. Целевое действие/проживание клиента C. Роль
1. Какие систематические действия твоего близкого человека привели к возникновению у тебя таких последствий? Клиент показывает или рассказывает о нескольких примерах действий близкого по отношению к нему. роль близкого
2. Что с тобой происходило в те моменты, когда твой близкий делал вот так? Клиент проживает и активирует телесно-эмоциональный отпечаток воздействия. своя роль
3. Что происходит внутри у твоего близкого человека, когда он так ведет себя? Почему он не чувствует, что наносит вред? Клиент подробно реконструирует эмоциональные процессы близкого. роль близкого
4. Как получилось, что эмоциональные процессы близкого устроены так? Клиент создает предысторию появления этих черт характера.
5. Как бы иначе могла сложиться судьба близкого, чтобы он не потерял свою чувствительность и не смог бы нанести такой вред? Клиент создает фантазию, трансформирующую близкого.
6. Если бы история близкого сложилась иначе и он вырос бы другим, то как бы он ощущал себя в похожих ситуациях и как бы себя вел? Клиент примеривается к другому устройству психических процессов близкого и дает несколько примеров его действий и слов.
7. Как бы ты ощущал себя рядом вот с таким близким? Клиент ощущает телесно-эмоциональные изменения, происходящие в нем, когда близкий эмоционально трансформировался. своя роль

Если дать названия всем этим этапам в соответствии с их функцией, то они будут такие:

  • Шаги 1, 2 — активирование телесно-эмоционального отпечатка воздействия.
  • Шаг 3 — консолидация внутреннего образа близкого.
  • Шаг 4 — феноменологическое создание предыстории.
  • Шаги 5, 6 — эмоциональная трансформация внутреннего объекта.
  • Шаг 7 — ассимиляция смягчения телесно-эмоционального отпечатка.

Далее я расскажу подробнее про наиболее важные шаги 1–4.

А еще по приведенной таблице отчетливо видно, что большую часть терапевтической работы клиенту оптимально делать, находясь в роли близкого. Мне кажется, тут можно провести параллель со словами Екатерины Михайловой про такой жанр психодраматической работы, как «драма предка». Она говорит, что в этом жанре протагонист долго находится именно в роли предка, а не в своей.

3.4 Активирование телесно-эмоционального отпечатка воздействия

Работу с отпечатком воздействия на каждой посвященной этому сессии мне кажется необходимым начинать с активирования телесно-эмоционального отпечатка. Если терапевт склонен работать с клиентом средствами диалога, то это будет 10-15 минут подробного погружающего расспроса клиента по двум линиям:

  • 0: А что именно твой близкий делал/говорил?
  • 0: Что ты переживал в эти моменты?

Если же терапевт склонен работать психодраматическими средствами, то это безусловно должна быть 10–15-минутная сцена, в которой клиент сможет вновь прочувствовать действия близкого на себе:

  • 0: Давай мы сделаем сцену, в которой увидим, как он вел себя и что происходило при этом с тобой.

На этом этапе нам нужно обстоятельно погрузить клиента в переживания, которые возникали у него при взаимодействии с интересующим нас близким, причем когда близкий делал именно то, что привело к появлению отпечатка воздействия у клиента. Это полезно по следующим соображениям:

1. Важно активировать интересующий нас телесно-эмоциональный отпечаток у клиента, чтобы вся последовательность будущих эмоциональных преобразований вытекала именно из этого отпечатка, а в конце к нему же и вернулась. Вот полная последовательность фокусов всматривания для преобразования эмоционального отпечатка:

  • ощущение клиента рядом с близким (отпечаток)
  • => деструктивные действия близкого
  • => эмоциональное устройство близкого
  • => история близкого
  • => новое прошлое для близкого
  • => новое эмоциональное устройство близкого
  • => новые ощущения клиента рядом с близким (преобразованный отпечаток)

Если в начале сессии мы не активируем нужный нам телесно-эмоциональный отпечаток воздействия, то мы рискуем выстроить не ту последовательность, которая нужна для его преобразования.

2. Важно еще раз увидеть и убедиться, что телесно-эмоциональный отпечаток воздействия действительно усиливается рядом с близким. Если мы не наблюдаем эффекта усиления телесно-эмоционального напряжения и обострения исследуемого паттерна рядом с близким, то есть вероятность, что:

  • Мы неправильно опознали паттерн клиента.
  • Этот паттерн не связан с этим близким.
  • Мы схватились за идею, которая нам показалась паттерном, но которая им не является.
  • Сегодня клиент не может активировать этот эмоциональный слой внутри себя, и работу нужно отложить.

3.5 Консолидация внутренних объектов важных людей

В этом параграфе мне предстоит попробовать описать словами, что такое внутренний объект некоторого человека в психике у нашего клиента и зачем нам нужна работа с ним в этой теме.

Одним из самых важных, а может быть, самым важным фактором эффективной работы техник семейной истории является формирование у клиента целостного, эмоционально глубокого и реалистичного образа каждого из его близких. Целостный — это значит, что все, что мы знаем о нашем близком, собирается в нашем восприятии в непротиворечивую картину. Эмоционально глубокий — это значит, что мы хорошо понимаем и чувствуем, какие эмоциональные процессы лежат за его поведением. А реалистичный — что наш образ позволяет с очень большой точностью предсказывать реакции и поступки этого близкого.

Когда в моей психике есть такой образ близкого, я начинаю видеть его поступки через призму его психических процессов. Если я продолжу практиковать это, то постепенно буду все лучше и лучше видеть не внешнюю сторону его поведения, а внутреннюю. Его психические процессы и его поведение, вытекающее из них, станут в моем восприятии единым целым. Такое усложнение восприятия уже дает мне возможность переживать себя более безопасно рядом с близким, так как теперь его поведение становится для меня более предсказуемым. Обратите внимание, что это усложнение образа уже дало нам некоторое облегчение, хотя мы еще даже не начали этот образ трансформировать, а пока его только консолидировали. А самое интересное впереди: консолидация образа открывает нам возможности для его трансформации.

Дальнейшая трансформация образа близкого приведет к возрастанию ощущения безопасности рядом с ним. Поэтому приступать к ней стоит только тогда, когда реальное поведение этого близкого в настоящем перестало быть разрушительным для клиента. Когда ощущение небезопасности — это в первую очередь след из прошлого.

Соответственно, если мы хотим получить эффект смягчения телесно-эмоционального отпечатка воздействия, возникшего от контакта с некоторым человеком, то необходимым этапом для нас должно стать формирование целостного образа этого человека. То есть, грубо говоря, чтобы трансформировать внутри нас образ близкого, мы сначала должны этот образ создать. А для этого нам предстоит достаточно много играть его роль, такого, какой он есть в реальности, и всматриваться в его эмоциональные процессы, разгадывая их.

Тут можно написать целую книгу по развитию коммуникативного навыка метавосприятия других людей, но я адресую читателя к соответствующей главе текста про работу с отношениями. А здесь просто перечислю вопросы, которыми терапевт может помогать клиенту всматриваться, формируя целостный образ близкого. Эффективнее всего, конечно, задавать эти вопросы клиенту, находящемуся в роли близкого (так они и сформулированы):

  • 0: Что происходит внутри вас, когда вы ведете себя так?
  • 0: Что побуждает вас к такому поведению?
  • 0: Куда и как у вас пропадает естественное для всех людей ощущение, что такие действия приносят вред?

3.6 Феноменологическое создание предыстории

Еще одним ключевым элементом почти любой работы с семейной историей является процесс, который я буду обозначать словами «Феноменологическое создание предыстории появления персональной черты» или кратко «Феноменологическое создание предыстории». Давайте я схематично опишу, как выглядит этот процесс в работе. Предположим, что терапевт говорит с клиентом о заинтересовавшем их свойстве родственника клиента. И в какой-то момент предлагает клиенту войти в роль этого родственника, сфокусироваться на интересующей нас черте характера и, думая о ней, подобрать/создать реалистичную историю появления такой черты у этого человека. Вот примеры реплик терапевта, которыми он может организовать этот процесс (на «ты» я буду обращаться к клиенту и на «вы» — к роли):

  • 0: Прямо сейчас представь себя этим родственником и далее говори от его лица.
  • 0: Расскажите, пожалуйста, об этих чертах вашего характера.
    • 0: Расскажите какой-то яркий пример, где эти черты проявлялись у вас.
  • 0: Как у вас появились эти черты?
    • 0: Как вам кажется, эти черты у вас с раннего детства или они появились когда-то позже?
    • 0: Какие особенности вашего детства или вашей жизни привели к появлению этих черт?

Полужирным начертанием в примере выделены вопросы, непосредственно побуждающие к феноменологическому созданию предыстории некоторых черт у интересующего нас человека. Слово «феноменологическое» в данном случае означает, что создаваемая клиентом история должна переживаться им правдоподобно соответствующей его субъективным ощущениям, его феноменологической картине мира. Феноменологическое создание предыстории — это медленный процесс клиента по всматриванию в переживания, возникающие в роли близкого. В нем он, следуя за своими ощущениями, создает историю-фантазию о том, какие особенности жизни близкого могли привести к появлению исследуемых в данный момент черт характера. При создании истории клиент может сильно опираться на реальную информацию о жизни этого человека, а может совсем не иметь реальной информации, а только следовать за своим ощущением правдоподобности. В результате этого процесса у клиента появляется определенный сюжет, дающий ему эмоционально правдивое объяснение появления у его родственника исследуемых нами черт.

«Феноменологическое создание предыстории» — это один из ключевых элементов работы с семейной историей. По описанию этого процесса уже должно быть понятно, что он сам по себе довольно сильно обогащает внутренний образ исследуемого клиентом близкого человека. И возможно, вы уже понимаете, что феноменологически созданная предыстория появления некоторых черт позволяет создать фантазию о том, в каких условиях этот человек мог бы вырасти иным. А это, в свою очередь, позволяет клиенту представить и эмоционально прожить то, какими бы могли быть его близкий и он сам, если бы все сложилось по-другому.

3.7 Эффекты расширения восприятия и реагирования

Феноменологическое создание предыстории некоторой черты близкого само по себе оказывает сильное воздействие на клиента, и иногда это воздействие будет самым значительным терапевтическим фактором. Феноменологическое создание предыстории расширяет восприятие клиентом исследуемого близкого. Оно открывает новое измерение в его восприятии человека — измерение истории развития и отвечает на вопрос, как человек стал таким, каким он стал. Теперь, кроме всего того, что клиент уже видел в своем близком, он может дополнительно видеть и эти варианты историй его жизни. Видеть его не только таким, каким он его знает в жизни, но и каким близкий мог бы стать, если бы не особенности его истории. Например, клиент может воспринимать близкого не только злодеем, но одновременно с этим ещё и ребёнком, недополучившим родительской заботы. Такое расширение восприятия само по себе увеличивает свободу клиента видеть близкого с большего количества разных ракурсов, а это дает и большую свободу реагирования: когда я иначе воспринимаю — это позволяет мне иначе эмоционально и поведенчески реагировать.

3.8 Почему полезно играть роли близких?

Ну и напоследок я хочу немного поговорить про то, почему полезно играть роли близких (проживать изменения близкого от первого лица). Психодраматическая игра от первого лица не является необходимым условием, чтобы техники работали, но, по моему ощущению, она повышает эффективность всей работы примерно в два раза.

3.8.1 Игра роли помогает формированию целостных и реалистичных образов других

Усложнение нашего восприятия других людей (формирование более реалистичных внутренних объектов) — это долгий и очень интересный процесс. В нем можно выделить некоторые условные этапы появления психических новообразований. Например, в какой-то момент мы начинаем осваивать психическую процедуру помещения самого себя на место другого человека и обнаруживаем, что восприятие необычайно сильно зависит от позиции, из которой мы смотрим на ситуацию. Далее в какой-то момент мы научаемся распознавать эмоции, стоящие за поведением других людей. И тогда мы можем постепенно научиться выстраивать внутри себя целостные эмоциональные профили других людей. А когда психика начинает соединять первый навык со вторым, происходит еще один качественный скачок: мы открываем для себя других людей, отличных от нас, но при этом эмоционально логичных и во многом познаваемых и понятных нам. Оказывается, другие люди не только постоянно смотрят на мир с других позиций, но и обладают другими реакциями даже тогда, когда случайно посмотрят с той же позиции, что и мы. Это удивительный процесс, и, похоже, мы должны постигать его всю жизнь.

В приведенных выше примерах усложнение нашего восприятия других происходит за счет смены позиции и за счет понимания эмоций других людей. Именно эти две операции отлично развиваются через игру ролей других людей, именно здесь раскрывается ее эффективность.

3.8.2 Игра роли помогает сделать трансформации эмоционально логичными

Вы наверняка помните, что мы не всегда верим близкому, когда тот просит нас о прощении. Мы верим, когда чувствуем, что близкий ощутил, какой вред нанес нам, и это запустило процесс эмоциональной трансформации внутри него. А вот как мы определяем, когда эмоциональная трансформация другого настоящая, а когда нет? Здесь хочется дать два ответа:

  • Мы доверяем, когда наш опыт взаимодействия с этим человеком говорит о том, что эта трансформация реалистична для него.
  • Мы верим в эмоциональную трансформацию другого, если она воспринимается нами как «логичная», то есть такая, в которой каждое следующее переживание естественно вытекает из предыдущего. Например: вот отец понял, что пережила клиентка, вот отец испугался, что сделал больно, вот отец испугался за отношения, вот отец хочет как-то все исправить, но понимает, что так не сработает, и останавливает сам себя, чтобы не сделать еще больнее, и так далее.

То есть трансформация другого выглядит для нас «эмоционально логичной», если мы понимаем каждый ее шаг через себя, соотносясь с нашим восприятием этого человека и опытом взаимодействия с ним. Мы как будто помещаем себя на место условного папы и проверяем все переживания и действия на «эмоциональную логичность» через себя и через наше восприятие папы.

И когда клиент находится в роли условного папы и от первого лица подбирает цепочку шагов по его эмоциональной трансформации, то он сразу подбирает их подходящими. То есть эмоционально логичными для себя и соотнесенными с воспринимаемой им реальностью этого человека — такими, которым сможет доверять.

3.8.3 Игра роли дает доступ к вчувствованию в другого

У человека есть врожденная способность к пониманию переживаний других людей. Правда, к сожалению, из этого совершенно не следует, что каждая наша идея о переживаниях другого является правдой. Наличие врожденной способности можно сравнить с встроенным в психику каждого человека маленьким и довольно тихим эмпатическим радиоприемником, через который мы можем слышать переживания другого в тот момент, когда мы входим с ним в контакт. В этой метафоре, человек может развивать у себя способность лучше слышать и понимать то, что принимает его радиоприемник. Так вот, самое эффективное средство, помогающее расслышать звучание радиоприемника внутри себя — это представить себя на месте человека, переживания которого мы пытаемся понять. Как только мы это делаем, мы начинаем отчетливей слышать звук нашего эмпатического радиоприемника, а отдельные звуки начинают складываться в мелодию.

4 Передача через вчувствование

Настало время переходить ко второму и наиболее таинственному механизму передачи психологических сложностей от поколения к поколению — «передаче через вчувствование». Кроме этого названия, я еще буду пользоваться словами «идентификационный процесс». Идентификационный феномен, идентификационный процесс — это результат передачи через вчувствование. Если описать чуть подробнее, то получится так. Один человек вчувствуется в другого, заражается его переживаниями и тем самым как будто «идентифицируется с ним» — так у него возникает «идентификационный феномен/процесс». Тут у читателя может возникнуть сбивка из-за кажущейся нелогичности взаимосвязи этих слов. Я не буду сейчас давать описания, почему прижились именно эти обозначения, оно будет слишком длинным. Для простоты скажу, что в рамках этой темы можно не углубляться в эти отличия и считать словосочетания «передача через вчувствование» и «идентификационный процесс» синонимами.

В этом разделе мы будем говорить о психологических сложностях, возникающих у наших клиентов в результате того, что они вчувствовались в своих близких и за счет этого как бы приняли в себя «чужие» страхи и переживания.

Работа с передачей через вчувствование во многом похожа на работу с отпечатком воздействия. В то же самое время это два отдельных механизма, и они могут встречаться независимо, а могут дополнять друг друга. Например, мама, систематически давящая на ребенка, может сформировать характерный отпечаток воздействия. Мама, страдающая рядом с ребенком, может сформировать симптомы идентификационного процесса. А мама тревожная и давящая тоже может оставить характерный эффект, но там будет смесь передачи через вчувствование и отпечатка воздействия. Кроме того, у одного человека одновременно могут быть симптомы, переданные от одного родителя по разным механизмам: один симптом может являться эффектом передачи через вчувствование, другой — передачи отпечатка воздействия, а третий, как уже было сказано, — результатом их совместной работы.

Далее нашей задачей будет описать чистый идентификационный процесс, а все смешанные формы читатель обнаружит уже самостоятельно в своей практике.

4.1 Описание идентификационного процесса

4.1.1 Понятие идентификационного процесса

Идентификационный процесс — это психический феномен, при котором клиент переживает острое собственное страдание в тот момент, когда думает о страдании другого человека. Это переживается клиентом так, как будто он чувствует страдание другого внутри себя самого. А в некоторых случаях клиент и не может отчетливо понять, чье именно это страдание. Вот примеры реплик клиентов, в которых проявляется этот феномен:

  • 1: Для меня непереносимо думать, что моя мама может остаться одна.
  • 1: Самое страшное — это представлять, что он умер от холода и потери крови один в этой комнате.

Если, например, ребенок рос со страдающим взрослым и сочувствовал ему, то мы можем обнаружить в нем самом острые переживания, когда он начинает думать о страданиях этого взрослого. Более того, он сам значительно болезненнее переживает те темы, которые болезненны для его близкого. Если, например, взрослый жил в страхе потери партнера, то и в нашем выросшем ребенке мы обнаружим такой страх. То есть получается, что страх у ребенка как будто не собственный, а передавшийся от взрослого через феномен идентификационного процесса.

Но давайте обо всем по порядку. Мне кажется, чтобы лучше понять механизмы идентификационных процессов, возникающих при развитии ребенка рядом со взрослым, полезно сделать отступление от темы и в начале рассказать об идентификационном процессе в травматических эпизодах.

4.1.2 Идентификационный процесс в травматических эпизодах

В психотравмирующих эпизодах встречаются моменты, когда самые сильные эмоции клиента возникают не из-за того, что пережил «он сам», а из-за того, что он подумал и представил, как плохо другому человеку, который был в этом эпизоде вместе с ним. То есть переживания клиента родились вследствие вчувствования в другого, а если быть точнее, спонтанного фантазирования о том, как некоторые события ужасны и непереносимы для другого человека. Вот типовые примеры таких моментов:

  • Клиент-мама с ребенком гуляют на улице, и у них на глазах машина сбивает собаку. И маме хуже всего не столько от того, что «видела она сама», сколько от ее представления, какую ужасную картину увидел ее ребенок.
  • Близкий клиенту человек очень тяжело болеет. Клиент видит картину его страдания, видит, как, например, разрушаются ткани его тела. И кроме всех собственных переживаний в такой ситуации, клиенту непереносимей всего думать, как это переживается его близким.
  • У клиента умирает бабушка, и это очень сильное событие для мамы клиента, которая, как кажется клиенту, психически разрушается от этого. И соответственно, самое сильное переживание клиента не оттого, что у него умерла бабушка, а оттого, что он представляет, каково его маме, которая потеряла свою маму.

В этих примерах акт восприятия, который вызывает переживание клиента, устроен сложнее, чем обычно: психика реагирует не напрямую на событие, она реагирует на фантазию о том, что чувствует другой человек. Клиент как будто оказывается на его месте, как будто немножко смотрит на ситуацию его глазами. Позже, когда клиент вспоминает этот эпизод, переживания другого человека воспринимаются им как совершенно непереносимые. И если в такой момент спросить: «Что ты думаешь про то, как это переживает твоя мама?», «Что переживает твой ребенок, когда видит эту картину?», — то скорее всего он отреагирует так: «Я вообще не могу это представить! Я вообще не могу к этому прикасаться! Я вообще не хочу туда идти, это непереносимо».

Когда-то мне пришлось разгадывать эту загадку. Стандартные для травмы действия не работали в таких случаях, но нашелся новый, необычный и удивительно эффективный ход. Логика его такова: если клиент впечатлился тем, что начал представлять себя на месте другого, то, чтобы «разрядить» это переживание, ему нужно вновь представить себя на месте этого другого и от первого лица допрожить то, что он уже и так начал проживать за этого человека. В рамках этого текста не хочется уходить в длинное описание, почему это так работает, но практика показывает, что работает хорошо. А ключевой элемент эффективности разрядки этих переживаний — это проживание их не из своей роли, а из роли того, чьими глазами я как будто увидел все в той ситуации. То есть в терапевтическом проживании нам нужно предложить:

  • Клиенту-маме войти в роль ребенка, который видит, как собаку переезжает машина.
  • Клиенту, у которого близкий тяжело болеет, нужно войти в роль этого близкого.
  • Клиенту, у которого умерла бабушка, нужно войти в роль его мамы, у которой умерла мама.

Это может показаться читателю пугающим, и клиенты действительно в начале пугаются, когда слышат такое предложение. Но чуть подумав, клиенты понимают, что на самом деле в их фантазии эти страшные действия уже произошли, и страшнее, чем они представили в своем воображении, уже не будет. Тогда они соглашаются, и неожиданно для них самих получают разрядку этих эмоциональных процессов, и освобождаются от них.

Вернемся к семейной истории. Мы часто обнаруживаем у наших клиентов эффект, идентичный описанному выше: им непереносимо думать о том, как нечто переживается их родственником. То есть что-то похожее на то, что мы знаем по работе с травмой, возникает не только вследствие травматических эпизодов, но и в некоторых обстоятельствах вследствие долгосрочного вчувствования нашего клиента в некоторого близкого. Имея опыт работы с травмой, совершенно не удивительно было обнаружить, что в таких случаях точно так же помогает проживание из роли другого.

А внимательный читатель уже может обратить внимание на то, что в отличие от предыдущего раздела (про отпечаток воздействия), тут акцент не на трансформации внутреннего объекта, а на проживании некоторых переживаний из роли другого человека. Впрочем, мы к этому еще вернемся.

4.1.3 Идентификационный процесс с родительской фигурой

Наблюдая за тем, как работает идентификационный процесс в травматических эпизодах, захотелось выдвинуть гипотезу, что в основе общеизвестных феноменов трансгенерационной передачи может лежать похожий процесс. Только тут происходит последовательное вчувствование младшего поколения в старшее, и таким образом от поколения к поколению передаются, например, трансгенерационные страхи и последствия травм. Через эту призму можно посмотреть и на феномены, описанные Анн Анселин Шутценбергер: передача семейных тайн, «скелетов в шкафу», «ветра пушечных ядер», вины выжившего, незавершенных гореваний, семейных последствий смертей, абортов, убийств, самоубийств, преступлений и т. п. Но давайте начнем с более простого примера и подробно рассмотрим передачу от одного поколения другому через вчувствование.

Представьте себе ребенка, который растет рядом со страдающей мамой, например, рядом с мамой в депрессивном состоянии после потери другого ребенка. Мама — это самый важный человек, с которым устанавливается близкая эмоциональная связь. У нас есть все основания считать, что когда маме плохо, то ребенок телесно заражается ее переживаниями. Причем я бы высказал предположение, что заражается тем сильнее, чем ближе их эмоциональная связь. Далее, если маме плохо, с какого-то возраста ребенок может начать испытывать интенцию пожалеть маму. И если предположение о связи близости и заражения верно, то ребенок даже попадает в ловушку: интенция пожалеть делает связь ближе, а более близкая связь увеличивает эмоциональное заражение и желание пожалеть. Для функционирования этой схемы достаточно эффекта эмоционального заражения и интенции пожалеть, а собственно корреляция близости и заражения даже не обязательна. Речь идет о первичных эмоциональных процессах, на основе которых может развиться взрослая эмпатия, но, конечно, о полностью развитой зрелой эмпатии речи еще не идет.

Когда маме плохо, то часть души нашего ребенка заражается ее переживаниями и хочет маму пожалеть. Если мама страдает, то ребенок заражается ее страданием. Если мама горюет, то ребенок задолго до того, как начнет понимать эти переживания, тоже горюет вместе с ней. Если маме непереносимо больно вспоминать о потере, то, вырастая рядом с мамой, ребенок будет ощущать непереносимость прикосновения к потерям, и этот страх передастся ему — вот мы и получили механизм интергенерационной передачи переживаний. Такой ребеночек мог бы выразить свои переживания, например, словами: «Маме плохо, я жалею маму, я забочусь о ней…» — эти слова показывают, что есть эта присоединенность. Метафорически можно сказать, что часть души нашего ребенка как будто «зависает» в постоянном заражении переживаниями близкого, и часть его страданий он постоянно как будто ощущает в себе.

Зачем нам природой дана способность к эмоциональному заражению? У него, конечно, много задач, например, одна из них — развитие способности понимать чужие переживания. Когда близкому плохо, мы заражаемся его переживаниями, и это может запустить или усилить интенцию к заботе. Когда у нас возникает интенция позаботиться о страдающем близком, наша душа хочет сделать ему хорошо. И если она не достигает этой цели, например, в случае горюющей мамы, то это становится прерванным действием: интенция к заботе возникла, но не привела к результату. Так происходит застревание в процессе, состоящем из бесконечных попыток позаботиться, которые не приводят к результату, а только усиливают собственное заражение переживаниями другого.

Из всего, описанного выше, ясно, что душа этого ребенка хочет, чтобы маме стало хорошо. И отсюда уже интуитивно понятно, почему наши клиенты, выросшие дети, так радуются, когда видят, как маме наконец-то становится хорошо — хотя бы в психодраме. Клиенты получают огромное удовольствие от таких сцен и фантазий, если их правильно сделать. В этот момент происходит то, чего душа ребенка всегда очень хотела, понимал он это или нет. В этот момент чуть-чуть уменьшается огромный объем «незакрытых гештальтов» души этого ребенка.

А чтобы получить выраженный эффект отпускания, нам надо сначала в полной мере погрузиться в страдание родителя, находясь в его роли. И погрузившись в его страдание, мы должны изнутри роли создать эту трансформацию: найти выход из страдания к облегчению. Тут работает все то же самое, что и в травме: мы входим в роль близкого, погружаемся в его страдание настолько, насколько нас туда затягивает, и изнутри его роли создаем фантазийное проживание, которое приносит облегчение этому человеку.

Внешне все снова выглядит, как полумагическое исцеление близкого, а на уровне функционирования психики может рассматриваться как завершение психических процессов клиента. От таких терапевтических действий мы получаем много целительных эффектов, в том числе снижение силы унаследованных страхов и обретение большей свободы во взаимодействии с этим человеком и со всеми похожими.

4.1.4 Факторы, усиливающие эффект идентификации в семье

Перечислим факторы, которые увеличивают вероятность того, что у нашего клиента возникнет именно индентификационный процесс с кем-то из членов его семьи.

  1. Страдающий, болеющий, беспомощный, умирающий, депрессивный близкий. Люди склонны сочувствовать и заботиться о тех, кому плохо. Любое страдание близкого будет усиливать эмоциональное присоединение к нему.
  2. Родитель, который активно вовлекает ребенка в сочувствие ему. Например, если мама жалуется ребенку на то, как ей плохо, и/или делится с ребенком своими переживаниями, с которыми она сама не справляется.
  3. Дефицит контакта с близким. Если родитель эмоционально не с ребенком, то последний испытывает более сильную потребность в контакте, и из потребности восстановить контакт усиливается интенция к заботе о родителе.
  4. Молчащий, скрытный, алекситимичный родитель. Если родитель склонен скрывать свои эмоции, то это провоцирует нас пытаться понять, что с ним, через эмоциональное присоединение к нему. Этот фактор часто запускает идентификационный процесс между уже выросшими детьми и их родителями.

4.1.5 Признаки идентификации и терапевтические эффекты

Отдельно полезно поговорить о типовых признаках, по которым мы можем заподозрить, что имеем дело с идентификационным процессом в отношении кого-то из родственников.

Самым общим признаком будет необъяснимая собственным опытом клиента непереносимость каких-то переживаний или событий, которая по ощущению клиента есть у его близких в еще более выраженной степени, чем у него. Если окажется, что это действительно следствие передачи через вчувствование, то от работы в техниках семейной истории можно ожидать снижения непереносимости этих переживаний.

Более конкретным признаком будет сильная эмоциональная включенность в близкого, переживания за него, болезненное сочувствие ему. Клиенты, например, могут выразить это такими словами:

  • 1: Для меня непереносимо думать, что моя мама может остаться одна.
  • 1: Самое страшное — это представлять, что он умер от холода и потери крови один в этой комнате.
  • 1: Моя мама так и не смогла пережить смерть моего брата, и я боюсь даже подумать, как это ей.

Если окажется, что это действительно следствие идентификационного процесса, то от работы можно ожидать снижения уровня эмоциональной включенности в близкого, уменьшения несоразмерного сочувствия и благодаря этому — облегчения взаимодействия с ним.

А еще идентификационный процесс хорошо заметен, когда клиент хочет увеличить дистанцию или отделиться от близкого, но не может этого сделать. Обычно в рассказе клиента отчетливо видна болезненность этого процесса: он и хочет отделиться, и не может; и злится, и переживает вину; и чувствует, как будет больно близкому, и не хочет этого чувствовать, и далее по кругу. Но на поверхности чаще всего один из этих процессов:

  • Вина: «Я чувствую себя виноватой, что я от нее уехала».
  • Раздражение: «Я ненавижу, когда мама жалуется».

У этих проявлений есть интересное общее свойство: попытки отделения от объекта идентификации приводят к ухудшению состояния клиента. Отделение от страдающего родителя чаще всего происходит через агрессию: «Это моя жизнь, а это твоя»; «Это не моя ответственность». Но от такой агрессии нашему клиенту становится не легче, а тяжелее. Дело в том, что когда одна часть психики клиента злится на страдающего родителя, другая сочувствует ему и буквально телесно ощущает боль родителя от действий агрессивной части. Больно в этот момент становится, конечно, не реальному родителю, а родителю воображаемому, созданному в психике идентификационным процессом. И если для этого воображаемого родителя сделать что-то хорошее в психодраматической реальности, то это как будто развязывает петлю, которая мешает нам отсоединиться от него. Пока родитель воспринимается страдающим — это не дает сепарироваться от него на уровне эмоциональных процессов. А исцеление родителя открывает возможность для естественного отсоединения, в то время как прежние попытки разорвать связь через агрессию как будто только затягивали эту петлю, еще сильнее раня родителя внутри клиента.

4.1.6 Идентификационные процессы, развившиеся во взрослом возрасте

Мне представляется очень интересным, что в некоторых условиях полноценные идентификационные процессы могут развиться у людей во взрослом возрасте. В этом параграфе для обозначения объекта идентификации я так же буду пользоваться словом «близкий», но тут оно запросто может относиться и к другу, и к партнеру, и к знакомому. Не беря в расчет травматические эпизоды (с которых я начал повествование в этой главе), в моей практике я встречался с тремя вариантами. Идентификационные процессы встречаются:

  1. у людей, которые находятся в близкой эмоциональной связи со страдающим человеком, чаще всего находящимся в депрессии, например, после потери;
  2. у людей, которые находятся в близкой эмоциональной связи с человеком, проявляющим во взаимодействии пограничное поведение (у него может быть пограничное расстройство личности или он может давать похожий рисунок по другой причине);
  3. у эмоциональных и впечатлительных людей — иногда без особой причины, но и, в общем, без особых последствий.

В начале скажу несколько слов про третий вариант. Эмоциональные люди иногда сильно впечатляются внезапно пришедшей фантазией о страдании другого человека. И если эмоции, вызванные такой фантазией, быстро подавить и начать их избегать, то можно получить отчетливый эффект «непереносимости страдания другого». По механизму возникновения это, конечно, ближе к шоковой травме, чем к семейной истории. И терапевтическая работа строится по тому же принципу: нужно предложить клиенту представить себя на месте того, чьим страданием он впечатлился, и не избегать этого переживания. Этих двух компонентов, смены позиции и проживания, обычно достаточно, чтобы психические процессы смогли распутаться. Кстати, бывает, что некоторые клиенты по тому же механизму впечатляются фантазией о страдании их предка или родственника. Такие клиенты склонны сами просить терапевта о работе с семейной историей. И работа с семейной историей может принести им освобождение от этих переживаний за счет тех же смены позиции и проживания избегаемых чувств.

А вот варианты 1 и 2 мне кажутся очень похожими на те процессы, которые мы исследуем в этом тексте. Давайте я опишу общий рисунок межличностного взаимодействия, в котором возникает идентификационный процесс.

1. Клиент очень старается понять переживания другого человека. Это может происходить по следующим причинам:

  • Близкий очевидно страдает, а клиент видит это и сочувствует ему.
  • Близкий страдает и молчит или уходит от контакта — это побуждает клиента вчувствоваться в него, чтобы понять, что с ним.
  • Близкий вовлекает клиента в свое страдание, говоря о нем и прося клиента сочувствовать ему.
  • Близкий нападает или обвиняет клиента в том, что тот ранит его. Тем самым он стимулирует у клиента сочувствие себе через вину.
  • Близкий обвиняет клиента в неожиданных (для клиента) ситуациях. Это дезориентирует и усиливает у клиента стремление вчувствоваться и понять близкого.

2. Попытки клиента позаботиться о близком не приводят к тому, что близкому становится лучше более-менее надолго. Когда речь идет, например, о депрессии или ПРЛ у близкого, то причины понятны, но субъективно нашим клиентом это воспринимается как его вина, что втягивает его в сочувствие еще сильнее.

Описанный рисунок межличностного взаимодействия способен создавать у взрослых полноценные идентификационные процессы, сопоставимые с возникающими в детско-родительских отношениях и даже более сильные. В них мы отчетливо наблюдаем все уже известные нам эффекты, включая «мне непереносимо думать, как плохо близкому» и болезненную невозможность отделиться от него. С такими клиентами мы тоже можем работать в соответствии со всеми принципами, описанными в этой главе, несмотря на то, что объект идентификации не родственник и сложности не восходят ни к детству, ни к семейной истории.

4.2 Работа с идентификационным процессом

4.2.1 Проживание переживаний из роли объекта идентификации

Ключевым элементом работы с идентификационным процессом является проживание чужих для клиента переживаний из роли того человека, в которого клиент вчувствовался. Практика показывает, что, в общем-то, этого в большинстве случаев и достаточно. Такого рода проживание само по себе как будто возвращает эти переживания их владельцу и способствует их психической переработке у клиента.

При этом эффективность терапевтического процесса будет напрямую зависеть от силы и полноты эмоционального проживания этих переживаний из роли объекта идентификации. В этом смысле важно не только попросить клиента войти в роль близкого, но и предложить ему такие инструкции, которые усилят проживание интересующих нас переживаний. Это можно делать напрямую, побуждая роль описывать эти переживания. Например:

  • 0: Мама, расскажите, пожалуйста, о том, как вам плохо.
  • 0: Мама, расскажите, пожалуйста, о том, как давно вам так плохо.
  • 0: Мама, расскажите, пожалуйста, о том, почему вам так плохо.
  • 0: Мама, расскажите, пожалуйста, о том, какие ваши мысли делают вам хуже всего.
  • 0: Мама, расскажите, пожалуйста, о вашем опыте потери ребенка.
  • 0: Мама, расскажите, пожалуйста, как вы об этом узнали и что почувствовали в этот момент.
    (Феноменологическая реконструкция.)

Но конечно, самое сильное телесное проживание из роли происходит в подходящем психодраматическом действии. Например:

  • 0: Мама, давайте мы сделаем для вас психодраматическую сцену, в которой вы узнаете об этой новости.
    (Феноменологическая реконструкция.)
  • 0: Мама, давайте мы сделаем для вас психодраматическую встречу с вашим ребенком, который для вас всегда жив в вашем сердце [которого вы потеряли].

4.2.2 Изменение переживаний из роли объекта идентификации

После того как клиент начал проживать идентификационные переживания из роли объекта идентификации, мы можем попробовать их трансформировать. Хотя трансформация этих переживаний, в общем-то, уже не обязательна. Тем не менее преобразование плохого в хорошее приносит клиенту и группе освобождающее чувство и дает эмоциональную завершенность нашей работе.

В большинстве случаев способы, которыми можно трансформировать переживания из роли объекта идентификации, сами логично рождаются из проживания дискомфортных эмоций в этой роли. Например, если мы делаем для роли-мамы психодраматическую встречу с ребенком, которого она потеряла, то эта сцена даст и проживание горя, и, скорее всего, транформирует это переживание.

Теперь я сделаю общее описание приемов, которые полезны для трансформации идентификационных переживаний.

Дискомфортные переживания в роли объекта идентификации можно условно разделить на две группы:

  1. Переживания, появившиеся у родителя в силу того, что с ним произошло сильное травматическое событие (такое, например, как потеря).
  2. Переживания, появившиеся у родителя в силу особенностей его детского развития (например, мама выросла тревожной из-за специфики детства и особенностей бабушки и дедушки).

Для этих двух групп работа по трансформации переживаний будет выглядеть по-разному.

В случае, когда в основе переживания родителя лежит травматическое событие, следующим шагом после погружения в те его переживания будет что-то похожее на символическую психотерапию для этого человека. Мы предлагаем этой роли сделать какое-то одно простое действие, которое обладало бы терапевтическим эффектом, если бы у нас была возможность сделать психотерапию для этого близкого в его прошлом. Вот некоторые примеры того, что можно предложить роли объекта идентификации:

  1. Сделать психодраматическую встречу с умершим/погибшим/пропавшим, потеря которого предположительно нанесла исследуемый урон.
    • 0: Я хочу предложить вам психодраматическую встречу с тем, кого вы потеряли…
  2. Создать для роли объекта идентификации ту хорошую поддерживающую социальную среду, которой не было в то время, но которая помогла бы пережить это событие без застревания в нем.
    • 0: В тот момент, когда с вами это произошло, в чем вы нуждались от ваших близких?
  3. Помочь роли объекта идентификации в проживании наиболее сильных переживаний, как будто бы тот пришел к психотерапевту, и он работает, например, с травмой.
    • 0: Представьте момент, когда вы узнали об этой новости. Как это могло бы, например, произойти? Какие первые импульсивные реакции возникают у вас?
  4. Сделать психодраматическую встречу между ролью объекта идентификации и любым человеком (в т. ч. с другими членами семьи или с протагонистом), который может признать ее переживания и поддержать.
    • 0: Я хочу предложить вам психодраматическую встречу с каким-то человеком, который сможет услышать вас и понять в этой ситуации.

Давайте перейдем к случаю, когда переживания у родителя появились в силу особенностей его детского развития. Тут нам предстоит сделать более сложную работу, которую можно разделить на три этапа:

1. Феноменологическое создание предыстории исследуемых черт (делается от первого лица исследуемой роли). Запустить этот процесс можно таким вопросом:

  • 0: Какие особенности вашей жизни и развития в семье привели к тому, что эти переживания такие сильные?

2. Телесное психодраматическое проживание предыстории от первого лица (для проверки и лучшего телесного соединения между предысторией и внутренним объектом). Запустить этот процесс можно таким вопросом:

  • 0: Давай пойдем в психодраматическую сцену, ярко отражающую интересующую нас специфику развития этого человека, и почувствуем её от первого лица.

3. Телесное психодраматическое проживание нового хорошего опыта от первого лица (для трансформации внутреннего объекта). Запустить этот процесс можно такими вопросами:

  • 0: Какой иной опыт мог бы сделать вас другим [более хорошим для протагониста]?
    • 0: Давай сделаем эту сцену!

4.2.3 Типовые шаги терапевтической работы с идентификационным процессом

S1. Почувствовать в собственной роли страх, что близкий может столкнуться с непереносимыми для него переживаниями. Ключевые интервенции:

  • 0: В каких ситуациях ты чувствуешь это дискомфортное ощущение рядом с этим близким особенно сильно?
  • 0: Обрати внимание, что ты очень отчетливо ощущаешь в себе то, что, как кажется, переживает он. И эти его переживания воспринимаются тобой непереносимыми для него.
  • 0: Войди, пожалуйста, в роль твоего близкого, причем вот именно такого сильно переживающего [про исследуемую нами тему].

S2. Играя роль близкого, погрузиться и прожить идентификационное переживание из его роли. Ключевые интервенции:

  • 0: Давай пойдём в его роль и прикоснемся изнутри его роли к переживаниям, которые кажутся тебе непереносимыми для него.
  • 0: Находясь в роли близкого, разреши себе сейчас почувствовать те переживания, с которыми сложно сталкиваться этой роли. Пусти их в себя и опиши их как можно подробнее.

S3. Играя роль близкого, создать гипотезу об источнике идентификационного переживания из его роли. Этот этап будет работать на проживание переживаний объекта идентификации. Ключевые интервенции (обращаясь к роли близкого):

  • 0: Какие особенности вашей жизни или развития в семье привели к тому, что эти переживания такие сильные?
  • 0: Попробуй изнутри его роли создать фантазию, которая будет ощущаться тобой как похожая на правду, как он вырос/стал таким? Расскажи про это подробно, и можем проверить эти идеи сценическими средствами.

(Шаги S4 и S5 точно такие же, как в работе с отпечатком воздействия. Повторю здесь этот кусочек текста для целостного восприятия всех шагов.)

S4. Играя роль близкого, в доступной степени исцелить эту роль. Превратить гипотезу в проигрывание альтернативной хорошей истории, акцентируясь на телесных изменениях роли близкого. Ключевые интервенции (обращаясь к роли близкого):

  • 0: Какой иной опыт мог бы сделать вас другим [более хорошим для протагониста]?
  • 0: А хотите попробовать, как бы это было, если…
  • 0: Представьте, пожалуйста, и расскажите/покажите, как такой иной хороший опыт мог бы вас поменять.
  • 0: (Пояснение.) Мы делали все предыдущее ради этого нового телесного ощущения, переживаемого в роли.
  • 0: Сейчас, когда ваше телесно-эмоциональное состояние изменилось, как меняются ваши слова/поведение по отношению к [протагонисту]?
    • 0: Находясь в роли, сфокусируйся на новых телесных ощущениях и из этих ощущений сформулируй новые слова, обращенные к [протагонисту].

S5. Ассимилировать телесно-эмоциональные изменения в своей роли. Ощутить и ассимилировать собственное новое телесно-эмоциональное состояние рядом с изменившимся близким. Ключевые интервенции:

  • 0: Что с тобой происходит, когда ты видишь, что твой близкий стал немного другим?
  • 0: Послушай его слова.
    • 0: Если у тебя есть недоверие к изменениям, скажи о них твоему близкому и послушай его ответ.
  • 0: Как ты себя телесно ощущаешь рядом с ним?
  • 0: (Пояснение.) Мы делали все предыдущее и ради этого нового телесного ощущения в твоей роли.
  • 0: Обрати внимание на твои телесные изменения рядом с тем же близким и дай себе почувствовать их в той мере, в которой это возможно сейчас.

5 Наследование дефицита опыта

Мы знаем, что развитие ребенка происходит во взаимодействии со взрослыми. Психические функции развиваются в этом взаимодействии или, соответственно, не развиваются в случае его дефицита. Если ребенок испытывает нехватку взаимодействия определенного типа, у него появляется риск задержки развития способности к такому взаимодействию, ну и риск задержки развития в широком смысле. Более того, часть психических функций завязаны в своем развитии друг на друга. Так, качество привязанности вытекает из качества эмоционального контакта с мамой, а последствия нарушения привязанности дальше распространяются на всю эмоциональную сферу и всю сферу взаимодействия с другими людьми.

Здесь, безусловно, возникает противоречие между тем, что терапевтическая работа должна оставаться феноменологической (то есть опирающейся на собственные ощущения клиента), и тем, что сама идея дефицита опыта побуждает терапевта создавать гипотезы о клиенте. Ситуация осложняется тем, что дефицит опыта в некоторой области является препятствием для самостоятельного осознавания клиентом наличия этого дефицита, что неминуемо побуждает терапевта делать это за него. Отсюда не следует делать вывод, что терапевту будет полезно создавать гипотезы о клиенте самостоятельно — это направит нас по ложному пути. Хорошими же выводами будут такие:

  • Главная наша работа — помогать клиенту исследовать самого себя и самостоятельно обнаруживать причины своих сложностей. А чтобы хорошо делать эту работу, терапевту полезно или вообще не иметь гипотез, или иметь их много, непременно противоречащих друг другу.
  • До той поры, пока сам клиент не обнаружит в себе некоторый дефицит, главное, что мы можем делать — это создавать такую среду, в которой его потребности начнут бессознательно проявляться и реализовываться. А феноменологическая работа терапевта отлично подходит для создания такой среды.
  • А когда благодаря хорошей среде, питающей его, клиент начинает обнаруживать в себе дефицитарные потребности, у нас открывается возможность и для осознанной терапевтической работы с ними. Собственно, само обнаружение и является основной терапевтической работой.

В моей логике построения психотерапии, если мне и начинает казаться, что сложности клиента как-то связаны со специфическим ранним развитием или дефицитом некоторого опыта, я не предлагаю работу с семейной историей. В то же время, когда я работаю в техниках семейной истории с чем-то другим (отпечатком воздействия, идентификационным процессом или нарушением принадлежности), то мне кажется полезным иметь в виду, что в клиентской истории может быть вклад наследования некоторого дефицита опыта. Если наша психотерапевтическая среда достаточно хорошая и поддерживающая для клиента, то в фантазиях о близких и психодраматической игре могут начать бессознательно проявляться его дефициты. Давая психодраматической игре и фантазии свободно развиваться, мы можем помочь клиенту сделать шаги к лучшему осознанию и пониманию себя. При этом, может быть, не так важно, в своей роли или в роли своих близких клиент будет переживать что-то новое для себя.

В контексте раздела о дефиците опыта я воспринимаю техники работы с семейной историей в первую очередь полезными не для восполнения дефицита, а для его исследования и осознавания за счет бессознательных элементов психодраматического действия.

5.1 Описание наследования дефицита опыта

Дефицит опыта — это психологические особенности ребенка, появившиеся в результате того, что он был лишен определенного взаимодействия с родителем. А наследование дефицита опыта — это повторение идентичного дефицита из поколения в поколение. Скорее всего, такую воспроизводимость можно объяснить тем, что дефицит некоторого опыта у родителя делает его невосприимчивым к соответствующим потребностям ребенка, и история повторяется. И несмотря на то, что мы находимся в зоне предположений и догадок, в целом это согласуется с современными представлениями о развитии человека.

Приведу несколько обобщённых типов сложностей, которые попадались в практике. В основном, это были случаи, когда неработоспособность некоторой группы переживаний/функций как будто бы передавалась в течение нескольких поколений. Встречалась притупленность восприятия переживаний других людей, встречалась неспособность открыто проявлять переживания, встречалось отсутствие радости от заботы о других, встречалась неспособность быть устойчиво теплым и регулировать собственные эмоции.

5.2 Элементы работы с наследованием дефицита опыта

Порой во время работы с семейной историей возникает гипотеза, что в развернувшейся картине есть в том числе вклад наследования дефицита опыта. В таком случае мне кажется интересным добавлять в работу небольшие элементы сюжета, в которых в психодраматической реальности близкие клиента этот опыт получают. И далее — два естественных и уже описанных ранее шага:

  1. Дать клиенту почувствовать изнутри роли, как такой новый опыт мог бы трансформировать этих близких.
  2. Дать клиенту из своей роли ощутить, как бы изменились его переживания рядом с ними.

Такие добавочные элементы точно расширяют восприятие этих близких людей со всеми хорошими эффектами этого процесса. Они очевидно помогают осознать собственные дефициты. И есть какое-то интуитивное чувство, что хорошие эффекты этим не ограничиваются.

6 Нарушение принадлежности

Нарушение принадлежности — это нечто принципиально иное, чем три механизма, о которых я рассказывал выше. Описывая механизмы, я пытался объяснить, каким образом нам может что-то передаться от близких, а сейчас будет описание одного из вариантов, что именно нам может от них передаться. Можно сказать, что нарушение принадлежности — это вид травматизации, с которым очень эффективна работа в техниках семейной истории путем трансформации внутренних объектов. Через описанные выше механизмы у ребенка может развиться множество различных страхов и симптомов, но именно нарушение принадлежности имеет смысл отдельно описать.

6.1 Потребность в принадлежности

У человека есть потребность в принадлежности к группе близких ему людей. Потребность принадлежать к группе, в которой ощущаешь себя своим. Эта потребность, как и многие другие, не ощущается, пока она удовлетворена. А вот при недостаточной удовлетворенности люди начинают чувствовать ее очень отчетливо. Обычно потребность в принадлежности проявляет себя, когда человек оказывается в ситуации опасности или когда он попадает в группу людей, где он чужой, или когда он начинает ощущать риск быть не принятым важными ему людьми. Есть все основания полагать, что способность чувствовать себя своим или чужим относительно некоторой группы, ощущать другого человека своим или чужим — это врожденное свойство человека.

Чтобы оценить силу этих переживаний, нам нужно перенестись в дочеловеческую эпоху, когда наши предки, человекообразные обезьяны, жили группами в африканской саванне. И тут все очень просто. Особь, у которой нет своей группы, с большой вероятностью обречена на смерть. Особь, которая станет чужой для своей группы, с большой вероятностью обречена на смерть.

А можно и не пользоваться отсылками к приматам. Для человеческого ребенка необходимость быть своим для родителей еще в совсем недавнем прошлом являлась одним из ключевых факторов физического выживания. Да и в некоторых неблагополучных уголках земли все еще является.

Быть своим для своих родителей — очень важно для ребенка. Оказаться чужим — это опасно для выживания и, стало быть, страшно. Если бы в некоем воображаемом мире мы проектировали человеческого ребенка с нуля и встали бы перед задачей максимизировать его шансы на выживание, то для решения этой задачи нам пришлось бы заложить в этого ребенка стремление всеми силами оставаться внутри группы и быть там своим. И именно так ребенок, и вообще все люди, и были «спроектированы». Поэтому в каждого из нас заложен страх оказаться чужим для своей группы, и мы готовы очень сильно подстраиваться, лишь бы оставаться для этих людей своими. Тут можно вспомнить всех детей, которые привыкали к разрушительному поведению их родителей, поскольку никого другого, кроме этих родителей, у них не было.

Некоторым людям не повезло — их детство было пронизано страхом стать чужими для своей семьи. Такой опыт оставляет специфические паттерны реагирования на всю жизнь. Для людей, которые носят в себе этот страх, можно сделать много полезного с помощью техник семейной истории. В то же время есть те, кто с подобным страхом почти не знаком. Таким клиентам даже не вполне понятно, как переживается нарушение принадлежности к семье, и с ними редко возникает необходимость в работе с этой темой.

Дальше кажется уместным перечислить семейные факторы, которые создают риск, что ребенок вырастет с таким страхом внутри.

6.2 Как возникает страх оказаться чужим?

Итак, многие живут с впитанным с самого детства страхом оказаться чужим для своей семьи. Давайте рассмотрим разные типовые варианты, как может появиться этот страх.

Семья была разделена на несколько враждующих лагерей, и ребенок жил в среде, где одни взрослые считали врагами, ненавидели, отвергали других взрослых. В такой ситуации ребенок неминуемо идентифицируется со всеми сторонами конфликта, примеривается и к роли отвергающего, и к роли отвергаемого и заражается страхом попасть в эти роли. Описанного уже достаточно для появления страха стать чужим. Но эффект можно усилить и закрепить, если разные взрослые начнут перетягивать ребенка в свой лагерь или, наоборот, отвергать и приписывать противоположному лагерю. Тогда ребенок из лояльности к взрослому, рядом с которым он находится в этот конкретный момент, будет вынужден оказываться то своим, то врагом для кого-то. Не случайно многие клиенты помнят всю жизнь фразы родителей в духе: «Ты ведешь себя так же отвратительно, как твой отец, — вот и иди к нему жить».

Семья отвергала какие-то группы людей по любому признаку. Тут очень широкий диапазон возможностей, от грубого шовинизма до довольно «интеллигентных» форм. В семье могут считать каких-то людей вообще «не людьми» или совсем немного относиться к кому-то как ко «второму сорту». Признаки могут быть как формальные, например: раса, национальность, религия, профессия, гендерные вопросы и т. п., так и личностные, когда считают вторым сортом за обладание какими-то психологическими чертами.

Ребенок переживал опыт предательства, то есть по отношению к нему поступали как-то так, как по его ощущению не должны поступать со своими. Когда мы переживаем себя частью группы, то в критических ситуациях у нас есть врожденные естественные ожидания в отношении поведения членов нашей группы. Например, мы ожидаем защиты в ситуации, если на нас нападают чужие. Если близкий не ведет себя так, как мы от него ожидаем в критической ситуации, то это что-то ломает внутри и пробуждает внутренний ужас: «От меня отворачиваются». Люди проносят через всю жизнь воспоминания о таких ситуациях. Иногда страх потери принадлежности — это следствие одного-двух эпизодов, которые и нанесли критический урон. А иногда несколько историй, которые помнит клиент, — это просто хорошие примеры, через которые клиент может рассказать о его ежедневной жизни в детстве. В этом случае страх оказаться чужим запечатлевается у ребенка, так как он в какой-то степени ощущал себя чужим.

И можно упомянуть вариант, что страх оказаться чужим передается ребенку через идентификационный процесс, через его вчувствование в переживания родителя, у которого этот страх был очень велик. Здесь мы получим более интересный рисунок трансгенерационной передачи.

6.3 Когда мы обычно работаем с нарушением принадлежности?

Чаще всего мы выходим на работу с переживаниями нарушения принадлежности следующим путем. В процессе нашей с клиентом работы на интересующую его тему он вдруг обнаруживает отчетливую тревогу. Мы, естественно, делаем шаг всматривания в эту тревогу, например, с помощью вопроса: «Фокусируясь на этом переживании тревоги, попробуй найти слова, как будто что плохого может произойти?» И клиент, всматриваясь в свои ощущения, начинает обнаруживать, что корни тревоги ведут к опасению «оказаться плохим» для человека или группы людей, которые были для него очень важны на каком-то этапе его жизни. Это наиболее очевидный путь, подводящий нас к работе с нарушением принадлежности.

Более тонкие формы переживания нарушения принадлежности могут на каком-то этапе формулироваться клиентом как трудность делать собственный выбор и «быть самим собой» или как отсутствие права отличаться от других. За такими переживаниями тоже может стоять тревога, возникающая из-за того, что клиент как будто бы подходит к черте, за которую в его семье нельзя было заступать, чтобы не оказаться чужим. Тут же будут располагаться и такие совсем понятные переживания, как сложность отступать от традиций, ценностей, правил и предписаний, которые были приняты в семье клиента.

6.4 «Это правда, что я стану чужим, если…?»

Работу с нарушением принадлежности вполне можно выстраивать так же, как с отпечатком воздействия. Первый шаг в работе с отпечатком воздействия — это «почувствовать эмоциональную сложность при взаимодействии с близким». В работе с нарушением принадлежности функционально этот шаг точно такой же, но его можно реализовать еще проще. Как только клиент понял, для какого близкого он опасается «оказаться плохим», мы можем предложить ему простейшее психодраматическое действие. Мы предлагаем нашему клиенту встретиться с этим близким и сказать ему о нашем намерении «перейти черту». В мягком варианте это может звучать как вопрос этому близкому:

  • 01: Это правда, что я стану для тебя чужим, если я [описание будущих действий]?

Обычно такая психодраматическая сцена вызывает интенсивные переживания у клиента, так как является квинтэссенцией того, чего он боится. В таком действии происходит много важных для нас эффектов. Часть из них — терапевтические, и после этого шага для некоторых клиентов ничего другого не понадобится делать. Давайте попробуем перечислить основные важные для нас эффекты:

  • Если мы смогли сказать такого рода слова в психодраматической сцене, то в этот момент с нами уже произошло самое страшное — близкий узнал то, что мы боялись ему говорить. И если избегание было основной причиной нарастания страха, то этого будет достаточно, чтобы он больше не нарастал.
  • Говоря такие слова близкому, мы вступаем в коммуникацию с ним, в которую даже внутренне боялись вступать. Может быть, мы оправданно опасались делать это, так как правильно оценивали, что получим только отвержение. Но не так уж редко мы находимся во власти избегания, имея большие шансы на хороший диалог. Часть протагонистов (правда небольшая) обнаруживает это прямо в психодраматической сцене.
  • В момент произнесения подобного рода слов происходит инсайт-в-действии: протагонист проживает инсайтное переживание: «Вот чего на самом деле я боялся». Это дает существенное облегчение благодаря настоящей осознанности, пришедшей во время проживания.
  • Когда мы видим, что у клиента в такой сцене возникает интенсивный страх отвержения со стороны близкого, то это выступает диагностикой, что мы действительно имеем дело с переживаниями нарушения принадлежности и можем продолжить работу в этом ключе. В противном случае нам предстоит вернуться к психотерапевтическому исследованию.
  • Когда клиент переживает интенсивный страх отвержения в этой сцене, то это отлично активирует телесно-эмоциональный отпечаток воздействия. И если мы сделаем еще несколько обменов ролями: сыграем реакцию близкого, почувствуем свою реакцию на реакцию — то мы вполне реализуем задачу этапа «Почувствовать эмоциональную сложность при взаимодействии с близким».

Естественно, для некоторых клиентов такая сцена будет чрезмерной по интенсивности и поэтому недоступной. Для них само размышление о нем или произнесение похожих слов беззвучно будет вполне достаточной активацией телесно-эмоционального отпечатка. И наоборот, некоторым клиентам по душе более сильные и провокативные формы этого вопроса, например: «Папа, я давно хотел сказать тебе, что хочу сменить пол».

После произнесения такого рода сообщений в психодраматической сцене нам, естественно, предстоит поменяться ролями, показать реакцию близкого, и, поменявшись ролями вновь, ощутить на свой шкуре его ответ. Если действительно наш близкий дает отвержение в таком диалоге (и часто он не может дать другого ответа), то у нас появляются основания для работы в техниках семейной истории.

6.5 Основные средства работы с нарушением принадлежности

Активировав телесно-эмоциональный отпечаток воздействия и убедившись, что близкий не способен дать клиенту принятия, мы начинаем путешествие вглубь его роли. Предлагаем клиенту войти в эту роль близкого и начать феноменологически ее исследовать. Давайте я приведу несколько вопросов, чтобы показать ориентировочную последовательность такого исследования (все вопросы задаются уже роли близкого):

  • 0: Что эмоционально происходит с вами, когда вы слышите, что ваш [ребенок] собирается делать это?
  • 0: Почему у вас тут такие сильные переживания и вы не способны на какую-то гибкость?
  • 0: Давно ли это так? Всегда ли вы были таким?
  • 0: Какие особенности вашей жизни или развития в семье сделали вас таким?

Во время такого интервьюирования будет происходить консолидация роли, постепенно перетекающая в феноменологическое создание предыстории этих черт. Далее мы можем смело идти обычными шагами работы с отпечатком воздействия, и это будет хорошей и качественной работой, разве что довольно долгой. Одно из отличий работы с нарушением принадлежности в том, что у нас появляются новые и более простые варианты.

6.5.1 Размещение в историческом контексте

При работе с нарушением принадлежности нередко бывает так, что основным исцеляющим действием является само погружение и исследование роли близкого. Протагонист, находящийся в роли близкого, может открыть для себя, что правила, ценности, традиции и предписания его семьи являются очень естественными для того исторического и культурного контекста, в котором эта семья жила. Протагонист начинает осознавать, что не с его родными что-то не так, а эпоха и ситуация поменялись — то, что было эффективным в прошлом, перестало быть таким в настоящем. Подобного понимания (обнаруженного самостоятельно) бывает более чем достаточно, чтобы все встало на свои места. От клиентов в этот момент появляется ощущение, что они не нуждаются в каком-то дальнейшем психодраматическом действии, например, в проживании хорошего опыта и т. п. Я бы предположил, что они полуосознанно хотят сделать всю оставшуюся работу самостоятельно и медленно и уже отчетливо ощущают, что могут это. И конечно, не дать им сделать это самим будет предательством ценностей психотерапии.

Чтобы логически завершить работу на этом этапе, директор может предложить протагонисту сказать из роли близкого самому себе что-то вроде таких слов:

  • 0Б: Я считаю правильным делать так, потому что это было важно для выживания предшествующих поколений. Я не понимаю, как устроен новый мир, и поэтому не могу предположить, что возможно что-то иное.

Обратите внимание, что в такой реплике нет попыток «разрешить что-то протагонисту», а просто объяснение. Когда протагонист делает этот шаг в понимании, то он помещает семейные предписания в иной контекст, который позволяет увидеть их в другом свете, что дает ему свободу и право выбирать свое.

6.5.2 Трансформация внутренних объектов

Как уже было сказано, с нарушением принадлежности можно работать так же, как с отпечатком воздействия. А именно, после встречи с близким (1), консолидировать отвергающую роль (2), создать предысторию черты (3), исцелить роль (4) и ассимилировать телесные эффекты работы (5). В обобщенном виде эти шаги уже описаны в разделе: «Типовые шаги терапевтической работы с отпечатком воздействия».

Некоторые отличия будут на первом этапе, когда лучше всего сделать встречу/проверку прямым вопросом от клиента: «Это правда, что я стану чужим тебе, если…?» А когда произойдет эмоциональная трансформация близкого, терапевту полезно прямо спросить его: «Способны ли вы теперь ощущать и переживать протагониста как своего?»

6.5.3 Апелляция к старшим и к природе вещей

Не во всех семьях и не у всех клиентов мы можем обнаружить выраженный страх оказаться чужим. Я бы предположил причину в том, что отвержение родственников как чужих — это во многом противоестественное явление. Есть достаточное количество семей, где очень плохо обходятся с детьми, но дети не ощущают риска оказаться чужими. Более того, из анализа причин появления такого страха в клиентских историях возникает гипотеза, что дети получают такое наследие какими-то косвенными путями, напрямую их не отвергают и не бросают. Хотя, может быть, те, кого бросили, просто уже не становятся нашими клиентами, так как если и выживают, то имеют значительно более низкий уровень благополучия.

Благодаря высокой степени противоестественности этого процесса, терапевтическую работу с ним делать проще, чем с другими. Во многих случаях можно вообще не делать долгой и качественной трансформации роли близкого, а просто серьезно с ним поговорить. Например, показать ему, что он творит, и спросить, правда ли он хочет делать это. Психодраматическая роль близкого, конечно, «покочевряжится», но тут настолько всем очевидна противоестественность отвержения, что кочевряжится она обычно не долго. Например, психодраматически это можно сделать такими интервенциями:

  • 0: А можно попросить вас не кривить тут лицом, а просто прямо сказать вашему [протагонисту], что он вам больше никто. (…) Не хотите? Не получается? То-то же. Тогда скажите ему правду, что вам сложно в этой теме, но чужим он все равно для вас никогда не станет.
  • 0: Знаете, у меня к вам очень серьезный вопрос. Вот вы тут много говорили, что обладающий такими чертами [протагонист] вам больше никто, но все-таки, по крови, он ваш? (…) То-то же. Скажите ему об этом.

На этом же эффекте очевидной противоестественности основываются и другие интервенции. Например, когда протагониста отвергает отец или дед, то с большой долей вероятности это не понравится кому-то из старших предков по мужской линии: прадеду, прапрадеду и т. д. Не понравится, так как «нечего всякой мелочи кого-то из рода изгонять — все вы наши, все свои, во всех наша кровь». Екатерина Михайлова это обычно выражает емкой фразой: «Старшие могут отменять запреты младших».

Кстати, эволюционисты продолжили бы фразу про нашу кровь словами «…и наши гены». И слово «противоестественно» здесь употребляется в прямом эволюционном смысле. Принцип сохранения и распространения своих генов подразумевает заботу о всех их носителях. Это вполне в логике слов Джона Холдейна: «Я бы отдал свою жизнь за двух братьев или восьмерых кузенов».

6.5.4 Поиск альтернативной принадлежности

В продолжение того, что с нарушением принадлежности часто работают более простые ходы, чем полноценная трансформация внутренних объектов, стоит упомянуть еще один вариант.

Переживание, что семье клиента не подходят какие-то его проявления, складывалось из опыта взаимодействия с теми близкими, которые были вокруг него. Можно предположить, что если бы в семье были люди, которые шли иным путем, но оставались членами семьи, то с каждым таким человеком расширялась бы зона допустимого в этой семье. И есть вариант работы, в котором можно дать клиенту ощущение принадлежности к своей семье через символическое расширение ее многообразия. Так как у любого человека есть огромное количество предков и родственников, среди них точно найдётся кто-то, кто будет похож на клиента, даже несмотря на то, что все остальные другие. Причем когда клиент ничего не знает о таких родственниках, но предполагает, где примерно в его генеалогическом древе такие люди могли бы быть — это тоже работает, несмотря на некоторую фантазийность.

Вообще похоже, принадлежность — настолько простая, древняя и устойчивая потребность, что в терапевтической работе с ней для клиента срабатывает, в принципе, почти все.

7 Трансгенерационные цепочки передачи

Трансгенерационная передача — это передача между более чем двумя поколениями. Когда в рамках психотерапии говорят о трансгенерационной передаче, обычно имеют в виду передачу травмы, симптомов, переживаний, черт или паттернов этим путём. Далее я опишу свой взгляд на работу с трансгенерационными симптомами.

Трансгенерационный симптом может появиться у клиента в результате жизни рядом с некоторым близким и длительного взаимодействия с ним. Если некоторый симптом есть у многих поколений, то мы считаем, что клиент получил его от того близкого, с которым он больше всего непосредственно взаимодействовал. В моей модели работы мы в первую очередь сфокусированы на способе передачи симптома нашему клиенту, и в меньшей степени — на том, как этот симптом путешествовал по предыдущим поколениям.

Если некоторый симптом наблюдается по женской линии на протяжении нескольких поколений, а клиентка выросла рядом с мамой, то мы предполагаем, что симптом пришел к ней от мамы. Соответственно, наша терапевтическая работа будет сфокусирована именно на этом шаге передачи. Это значит, что ключевыми для нас элементами работы будут: а) контакт клиентки и мамы [S1, S5] и б) трансформация образа мамы внутри клиентки [S2–S4]. Проще говоря, нам важнее всего исцелить маму внутри клиентки и дать клиентке по-новому ощутить себя рядом с ней. А исцелять других членов семейной истории нам кажется терапевтически обоснованным тогда, когда это необходимо для исцеления мамы.

В практике во многих случаях, когда клиент создает предысторию маминых черт, он ощущает проблемы мамы проистекающими из психологических особенностей предыдущих поколений. И тогда в работе происходит естественный шаг еще на одно поколение назад, так как, чтобы исцелить маму, непременно нужно что-то сделать и для поколения ее родителей. Вот примеры частых цепочек передачи, которые возникают у нас при работе в такой модели, и, мне кажется, они очень прозрачно показывают логику:

  • Клиент <=передача через вчувствование= Родитель
  • Клиент <=отпечаток воздействия= Родитель
  • Клиент <=передача через вчувствование= Родитель <=передача через вчувствование= Родитель родителя
  • Клиент <=передача через вчувствование= Родитель <=отпечаток воздействия= Родитель родителя
  • Клиент <=отпечаток воздействия= Родитель <=дефицит опыта= Родитель родителя <=дефицит опыта=

Иногда бывают и более длинные цепочки работы, но важно понимать, что одну и ту же работу можно развернуть и как более короткую, и как более длинную цепочку. Тут есть огромное поле вариантов, например, в одном и том же случае может быть сопоставимо полезно сделать вот такие цепочки в работе:

  • Клиент <=передача через вчувствование= Родитель (травма потери)
  • Клиент <=передача через вчувствование= Родитель (травма потери) <=дефицит опыта= Родитель родителя

В первом варианте мы с клиентом трансформируем объект родителя, например, через встречу-горевание с умершим человеком, а во втором — через вопрос: «Какие особенности твоего детства не дали тебе достаточной жизнестойкости, чтобы переработать эту потерю?» А на вопрос о том, какой вариант выбрать, я бы дал два ответа:

  • Важно по возможности следовать за протагонистом и максимально давать ему самому выбирать. Исключением может быть случай, если у терапевта есть осознанная, обоснованная и проверенная на супервизии причина не делать так.
  • В целом, мне кажется хорошим, чтобы у одного протагониста был максимально разнообразный опыт проживания эмоциональных преобразований его паттернов. В приведенном примере, при прочих равных (что, правда, почти невозможно), я бы попробовал сделать вторую работу по иному варианту, чем первую.

8 Приложения

8.1 Шаги работы в технике трансформации внутренних объектов

Это таблица из раздаточных материалов к семинарам по семейной истории. В ней в сжатом виде приведены основные шаги преобразования переживаний и видны отличия в этих шагах в разных случаях.

Тип переживания, являющийся отправной точкой для работы
Передача через вчувствование Отпечаток воздействия Нарушение принадлежности
— Необъяснимая собственным опытом непереносимость каких-то переживаний или событий.

— Сильная эмоциональная включенность в близкого, переживания за него, сочувствие ему.

— Болезненные переживания при попытках психологически отделиться от близкого (вина, нежелание сочувствовать, агрессия).

— Дискомфортное телесное ощущение, которое усиливается рядом с людьми определенного типа. Важно проверить, что оно является прямым следствием конкретного поведения близкого человека, с которым клиент много взаимодействовал. — Переживание себя чужим или «вторым сортом» для какой-то части семьи.

— Страх почувствовать себя чужим или «вторым сортом» для какой-то части семьи.

— Переживание невозможности быть самим собой из-за страха почувствовать себя чужим.

Шаги работы в технике трансформации внутренних объектов
Передача через вчувствование Отпечаток воздействия
(+ Последствия дефицита опыта)
Нарушение принадлежности **
1а. В каких типовых ситуациях ты чувствуешь это дискомфортное ощущение рядом с этим близким особенно сильно?

1б. Обрати внимание, что ты очень отчетливо ощущаешь в себе то, что, как кажется, переживает он. И эти его переживания воспринимаются тобой непереносимыми для него.

1а. В каких типовых ситуациях ты чувствуешь это дискомфортное ощущение рядом с этим близким особенно сильно?

1б. Нам надо сейчас активировать эти переживания в тебе достаточно сильно. Расскажи об этих ситуациях, или давай мы сделаем эту сцену.

1в. Как ты телесно ощущаешь себя рядом с ним в таких ситуациях?

1а. Какой твой близкий и при каких условиях, как тебе кажется, может отречься от тебя или начать считать тебя «вторым сортом»?

1б. Давай [мысленно] встретимся с ним и проверим этот твой страх, например задав вопрос: «Это правда, что я стану для тебя чужим, если…»

1в. Как ты телесно ощущаешь себя рядом с ним, слушая его ответ?

2. Давай пойдём в его роль и прикоснемся изнутри его роли к переживаниям, которые кажутся тебе непереносимыми для него. 2. Как у него изнутри получается быть таким и наносить такой вред?
(Медленное и вдумчивое феноменологическое исследование, желательно находясь в роли близкого.)
3. Попробуй изнутри его роли создать фантазию, которая будет ощущаться тобой как похожая на правду, как он вырос/стал таким? Расскажи про это подробно, и можем проверить эти идеи сценическими средствами.

4. Какой иной опыт сделал бы его лучше? Представь, пожалуйста, и расскажи/покажи, как этот опыт мог бы его поменять. Мы делали все предыдущее ради этого нового телесного ощущения, переживаемого в его роли.* (Находясь в роли, сфокусируйся на новых телесных ощущениях и из этих ощущений сформулируй новые слова, обращенные к протагонисту.)

5. Когда ты представляешь его изменившимся, как меняются твои телесные ощущения рядом с ним? Обрати внимание на эти изменения и дай себе почувствовать их в той мере, в которой это возможно сейчас. Мы делали все предыдущее и ради этого нового телесного ощущения в твоей роли.*

* Не является полной правдой то, что мы делали все ради этого, но в этот момент акцент на новом телесном ощущении очень важен.
** С этой группой сложностей возможны и иные варианты работы, кроме трансформации внутренних объектов.

8.2 Заключение

Благодарю за помощь моих первых читателей Таину Безрукову, Ирину Лабзину и Наталью Фролову, которые помогали редактировать текст и помогли ему стать на несколько порядков лучше. Буду рад письмам, вопросам и откликам от заинтересованных коллег и читателей.



Павел Корниенко, Telegram-канал, Подкаст, VK, FB